После дождичка, в шабат
// Макс Лурье, Cursorinfo.co.il //
Тот факт, что в Израиле грибы собирают зимой, а мандарины вызревают не только в новогодних подарках, может удивить разве что пришельца. Человек бывалый относится к этой израильской особенности с пониманием. А посему начинает готовиться к грибозаготовкам с первыми зимними дождями. Тем, кто этого не знает или запамятовал, и адресовано сие повествование.
Если мне не изменяет память, в узбекских лесах гриб не рос. Потому что никаких лесов там отродясь не было. Тугаи были. Барбарис был. Хлопок рос. А вот грибы — только в банке, да и то лишь в ознаменование Великой Октябрьской и исключительно в стандартном наборе: полкило масла сливочного, банка маслят маринованных и бутылка водки полулитровая. Все выпивается, закусывается и переваривается в одном месте. Чаще всего — в кругу праздничных сотрудников, озабоченных сотрудниц и строгого начальства.
В общем, любителю лесных забав в солнечной республике делать было нечего. И чах узбекский грибник, как дикий тополь в отдалении от легендарных ирригационных сооружений. От такой несправедливости мужское население кучно горевало у великой узбекской реки Сырдарья, где в промежутке между первой и второй отлавливало плавающую в мутной воде живность или палило из берданок по несчастному зверью, обитающему в вышеозначенных тугаях.
Но все это было не то. Рыбалка — не рыбалка. Охота — не охота. Так, баловство одно. Да и какое может быть удовольствие, когда вокруг ни березки, ни рябины, ни куста ракиты над водой. Из всей романтики — только пузырь водки, приближающейся температурой нагрева к изначально заявленному градусу на этикетке. Потому что сорок градусов в тени, а тени нет. И гриба тоже нет. И, судя по всему, не будет никогда.
Израиль, конечно, тоже не среднерусская полоса. Хотя среднерусского населения здесь навалом. Но несмотря на все эти трудности, определенная растительность в Израиле все же произрастает. Пальмы, например. Бананы. Фалафель. И шампиньоны в железных банках.
Однако, как выяснилось, не только в железных. А еще и в стеклянных. А равно в деревянных кадушках, эмалированных ведрах, пластиковых тазах и трехлитровых баллонах. В холодильниках, морозильниках и на подоконниках. В соленом, маринованном и жареном виде. В сметанном соусе, с лучком и под разнообразные напитки.
«Гриб в Израиле густо идет», — пояснил мне суть феномена приятель Саша. И пояснил до того наглядно, что я три дня мучался животом и воротил глаза даже от бутылок с кока-колой. Саша, взращенный на московских просторах, между магазинами «Дары природы» и «Океан», являет собой типичного грибника детства. Еще с тех давних пор у него сохранились роскошные резиновые ботфорты, парусиновая кепочка и охотничий блеск в глазах.
С одинаковым успехом Саша отлавливает крабов в Кинерете, раков в Иордане, рыбу в море и апельсины в соседнем мошаве. Но самую большую радость ему, естественно, доставляют прогулки по глухой израильской тайге. С безразмерным лукошком, которое он самолично смастерил из картонной коробки, трех кусков автомобильной шины и воздушного шарика. Венчает всю эту красоту штык-нож от автомата Калашникова, предназначенный для промышленной косьбы грибной растительности и изготовления кострищ.
Правда, есть у Саши один существенный недостаток. Свои охотничьи забавы он предпочитает осуществлять в широком мужском коллективе. Чтобы сначала поймать, собрать, скосить, а потом сесть, налить и душевно поговорить. А, может быть, даже и спеть.
Что касается «поймать-скосить», то тут от меня никакого толка нет. Издержки моего природного происхождения Саше хорошо известны, а посему в компанию я зачисляюсь исключительно для поддержания разговора и стакана.
Работа с одной стороны непыльная, но с другой — весьма ответственная и сопряженная с огромными физиологическими перегрузками.
Свои ответственные обязанности я уже выполнял на берегу моря, в походе за крабами и на шухере у апельсиновой рощи. При этом по отзывам прочих членов экспедиции зарекомендовал себя «вдумчивым, способным и безотказным товарищем». Столь лестные реферации, похоже, до того изумили Сашу, что несколько дней назад он решил провести меня сквозь очередное чистилище. А именно: пригласил принять участие в коллективном грибокосе. На свежем воздухе, в израильском лесу.
l Честно признаюсь, однажды настоящий лес я все-таки видел. По телевизору. В передаче про то, как вдовий сын Иванушка почему-то искал невесту Аленушку среди берез и сосен. Искал он так долго и оригинально, что не окажись рядом лесничего по кличке Морозко, остался бы Иван холостяком еще, по крайней мере, серий пять или шесть. В этой познавательной киноленте кроме всего прочего воспроизводилась и заготовка грибов трудовым крестьянским населением, в число которого для чего-то были зачислены и трудящиеся медведи, с увлечением помогавшие сельским барышням складировать в лукошки дары леса.
— Медведей не будет, — сразу же отсек ненужные сомнения Саша. — Кислород будет. Грибы. Костер. И прочее...
Что такое «прочее», я понял сразу. И накануне означенного дня отправился в супермаркет, где по доисторической традиции на всякий случай купил весь праздничный набор. И масло сливочное, и бутылку полулитровую, и грибы в банке. А еще чуть-чуть пивка и резиновые ботфорты, которые продавец почему-то назвал «хеврат-хашмаль».
В принципе можно было, наверное, обойтись и без этих «электрических» скороходов, но командор Саша объявил, что явившиеся без спецобуви в лес допущены не будут. Так что пришлось подчиниться.
В грибной экипировке я выглядел совершеннейшим котом в сапогах на пенсии. Ботфорты страшно скрипели и при ходьбе издавали такие жалобные звуки, от которых из леса должны были сбежать не только мухи, комары и улитки, но и грибы. Мою голову венчала шляпа с пером, выкопанная из маминого чемодана. Два свитера и пуховая куртка, призванные сберечь тело от пурги, метели, поземки и острых простудных заболеваний, поддерживали температурный баланс, достаточный для плавления чугуна в домне. Композицию завершали рюкзак со снедью и два объемистых чемодана для грибов.
— Прощай, дорогой! — со слезами на глазах напутствовала меня боевая подруга, прекрасно понимая, что в таком виде я могу идти только на свидание с мухоморами. И ни с кем иным.
l Встреча была назначена после дождика, в шабат. На въезде в величественный лес у Бен-Шемена. В половине восьмого утра, и просьба не опаздывать. Но как тут не опоздать, когда ноги, обутые в «хеврат-хашмаль», соскальзывают с педалей, верхние конечности не проворачиваются в рукавах, а вода в радиаторе начинает кипеть только от соседства со свитерами и курткой. Но и это еще не все. Похоже, весь Израиль только и ждал того дня, когда после дождичка в шабат пригреет солнце и ласково поманит на встречу с грибом охочий до лесной холявы народ.
Публика валила в Бен-Шемен дружно и кучно. Ивритоязычная часть — с мангалами, хумусом и куриными крылышками. Остальная — с корзинками, бутылками и штык-ножами. Над вереницей машин, сгрудившихся у заветного перекрестка, витали дикие песни народов Северной Африки и звонкие РЭКАвские с не менее диким акцентом. Машины ревели, певцы орали, акцент крепчал. Городской десант жаждал жратвы и приключений. Над лесом сгущались многообещающие тучи.
Когда я прибыл к месту назначения, с неба упала первая капля. И именно ей суждено было стать той самой каплей, которая переполнила чашу терпения нашей грибной команды. Командор сурово очищал о каблук землю, налипшую на штык-нож. Легендарных резиновых сапог на нем не было — и это являло собой дурной признак.
— Так, милостивый государь, — грозно произнес он, оглядывая меня с головы до руля. Раскат грома, вторивший ему, растворился в рокоте командорского голоса.
После этого трагического вступления мне вдруг ужасно захотелось сравнять носки, вытянуться во фрунт и, пожирая глазами начальство, рявкнуть что есть мочи: «Виноват, ваше благородие!» Скорее всего, я так бы и поступил, но тяжелый защитный панцирь не позволил даже пошевелиться. На мое счастье эта покорность была истолкована как полное признание вины.
— Штрафной не наливать стервецу! — закончил пламенную речь руководитель культпохода. — По коням!
Наши железные лошадки поскакали в лес, по ходу почесывая бока о кусты, ветки и стволы деревьев. Израильский дачник плотно оккупировал поляны и, едва спешившись, набивал рты закуской. Наличие тех или иных напитков на самобранках переадресовало выпивающих к той или иной языковой группе. У наших кола практически не встречалась. Потому что погода к коле не располагала.
Некоторое время мы упражнялись в езде по сильно пересеченной местности. Лошадки устало дышали и выбрасывали из-под копыт комья грязи. Наконец лес поредел, публика тоже. Дорожка в последний раз вильнула и уперлась в склон.
— Отсель грозить мы будем... — вытянув вперед пустую корзину, постановил Саша.
Грибы затаились в тягостном предчувствии.
— А как же со штрафной? — с надеждой спросил я, вынимая рюкзак из багажника.
Мне никто не ответил — корзины двинулись в поход за холявой.
l В лесу было сыро, как в олимовской квартире. Пахло шашлыком, турецким салатом и помойкой. Озон притулился на кронах деревьев и слезать не хотел. Дождь хлюпал под ногами. Где-то за горизонтом орал ребенок, в которого сердобольная бабушка впихивала крутое яйцо. Порывы ветра вбивали в уши обрывки фраз: «...шире рот...» — «...а-а-а...» — «...рот, чтоб ты сгоре...»
А грибов все не было. «Еще на прошлой неделе мы их здесь косили-косили, косили-косили», — показал Саша рукой на то заветное место и поклялся с него не сойти, если именно тут, ровно семь дней назад, не было заготовлено полтонны отборных маслят. Ну, пусть не полтонны, а килограммов пятьдесят. В крайнем случае — десять. Потому что десять килограммов грибов — это тоже очень много.
— И куда же они подевались? — горестно приговаривал командор, заглядывая под деревья, камни и кустарники.
— Наверное, олим сожрал, — робко предположил я, полагая, что при очевидном наличии отсутствия грибов нам просто необходимо срочно перейти к основному мероприятию. И развил свою мысль: — Зимой он очень прожорлив, этот олим. Выпить любит и закусить.
Трое из пяти членов экспедиции с моими доводами согласились немедленно. Столь молниеносному решению способствовал и грибной дождик, который нахально забивался под воротник, вольнодумно увлажнял спину и катализировал тягу к согревающим напиткам.
— Да не водится здесь никакой олим! — отмахнулся от коллектива Саша. И зашагал вглубь леса, где томились грибочки-одиночки в ожидании ласкового прикосновения штык-ножом.
Три часа мы ходили между деревьями. Тонконогие поганки при нашем появлении обнажали головы и катапультировали шляпы, улетающие в туманную даль под ударами наших сапог. Облезлая сыроежка, выбежавшая на полянку, чтобы умягчить наши страдания, одиноко абсорбировалась в корзине. Маслята, как видно, рванули в Канаду. Моховики, рыжики и недобитые белые — в Париж, Торонто и Берлин. Представителям многотысячной алии, как обычно, достались только бледные, противные поганки. Соответствующая партия по этому поводу бить тревогу отказалась.
l Еще через час был объявлен привал. Усевшись на чемоданы, приготовленные для складирования добычи, мы с укоризной смотрели на командора.
— Дышите воздухом! — приказал Саша, пытаясь укротить бурное течение наших мыслей. Мы покорно засопели носами. Кислород клубился вокруг нас, словно дымок сигареты. Командору было нехорошо.
— Наливай! — крикнул он вдруг не своим голосом. Из рюкзака мгновенно выскочили полкило масла сливочного, бутылка водки полулитровая, банка маринованных грибов и немножко пива. День отдыха был объявлен открытым.
Рассказывать о том, что было дальше, нет никакой необходимости. Последствия активного отдыха, должно быть, хорошо известны каждому настоящему израильскому грибнику. Поэтому закончу классической фразой: «Усталые, но довольные они вернулись домой». А от себя добавлю: грибы в Израиле можно собирать круглый год. Главное — правильно сложить рюкзак и не обращать внимания на временные трудности.
2008-01-06 17:43
